ЗОЛОТОЙ ВЕК ДЕЛФТА

Главным событием на последней выставке “Декабрьских вечеров ХХ Святослава Рихтера”, несомненно, была встреча с Яном Вермером. О его картине “Искусство живописи” мы уже писали в первом выпуске этого года. И вот прославленное полотно стало центром новой экспозиции. Выставка “Вермер и Делфтская школа”, организованная нью-йоркским Метрополитен-музеем в сотрудничестве с лондонской Национальной галереей, знакомит посетителей с художественной жизнью Делфта XVII века: работы Вермера и еще тридцати мастеров впервые предстают перед публикой в художественной и исторической реальности.

Стараясь отражать на своих страницах интересные, существенные моменты современного художественного процесса, мы попросили рассказать о выставке “Вермер и Делфтская школа” нашего нью-йоркского корреспондента Александра Сумеркина

Сегодня трудно назвать другого художника XVII века, который вызывал бы столь живой интерес, как Ян Вермер (1632–1675): ему посвящаются романы, многочисленные критические статьи и монографии и даже опера (“Письма к Вермеру” голландского композитора Луиса Андриссена на либретто Питера Гринауэя), исполненная этим летом на фестивале в Линкольн-центре. Популярность пришла к нему с запозданием примерно на три века; о его жизни известно лишь, что он почти не выезжал из родного Делфта, был отцом семейства с десятком детей и оставил очень скромное по объему художественное наследие. Вермер был “открыт” в Европе в последней трети XIX века, но открытие это многие годы оставалось достоянием посвященного меньшинства (к нему принадлежал, в частности, Марсель Пруст, один из героев которого безуспешно пытается написать эссе о Вермере).

Вероятно, важную роль в этом сыграл необычный характер его живописи. Тематически он, подобно другим “малым голландцам”, ограничивался сценами из домашней жизни с ничем не примечательными людьми. Его женские образы – не мифологические богини, не евангельские героини, не загадочные красавицы или наследницы королевских фамилий, но простые, обычные персонажи, становившиеся утонченно-возвышенными лишь под кистью художника. Его интерьеры кажутся буквально списанными с натуры. Но пристальному взгляду открывается волшебный артистизм вермеровского реализма: игра света и тени, искусно выстроенная перспектива, атмосфера покоя и гармонии и, может быть, главное – поэтичная недосказанность на первый взгляд весьма точных портретов и домашних сцен, героини которых как будто на это остановленное мгновение погрузились в недоступные ни художнику, ни зрителю мысли или ощущения. Известно, что Вермер подолгу работал над картинами, рисуя в год всего по два-три небольших полотна. Известно, что у него было несколько заказчиков-покровителей, высоко ценивших его уникальную “оптику” и мастерство и готовых платить за его работы суммы, которых было достаточно для очень скромного, но сносного существования. Но, вероятно, чтобы по достоинству оценить свежесть и силу его восприятия предметного мира, будто погруженного в прозрачную среду, Европе понадобилось пройти и через опыт претендовавшей на объективную достоверность фотографии, и через диаметрально противоположные субъективные поиски живописцев второй половины XIX века.

На выставке творчество Вермера представлено пятнадцатью работами, среди которых помимо картин, принадлежащих Метрополитен-музею, можно увидеть такие европейские редкости, как упомянутые “Диана и ее спутницы”(Королевское собрание, Гаага) и “Христос в доме Марии и Марфы”(Шотландская национальная галерея, Эдинбург), а также великолепное “Искусство живописи” (Художественно-исторический музей, Вена) – полотно, которое украшало мастерскую художника и, предположительно, служило для демонстрации его возможностей потенциальным заказчикам, “Сводня” (Дрезденская картинная галерея), “Улочка” (Рейксмусеум, Амстердам), а также “Девочка в красной шляпе” и “Женщина с весами” (Национальная галерея, Вашингтон).

Но если главной притягательной силой выставки остаются полотна Вермера, не менее интересной оказывается и панорама современного ему искусства Делфта, органичной частью которого был художник. Это работы гораздо более плодовитого Питера де Хоха (1629–1684), тоже нередко избиравшего темой сцены из домашней или городской жизни, лишь оттеняющие неповторимые особенности интерьеров Вермера, а также картины других авторов в самых разных жанрах (исторические и мифологические полотна, в гораздо большей степени соответствующие “международному стилю” своего времени, образцы “воображаемой архитектуры” и реальных церковных интерьеров, виды города, утонченные цветочные натюрморты, портреты царственных особ и семейные портреты, жанровые сцены), графика и декоративно-прикладное искусство, в том числе гобелены, бронзовые статуэтки, изделия из серебра и керамики.

Среди этих последних выделяется декоративная ковровая конская попона, изготовленная делфтскими мастерами для шведского королевского двора. Полученная для выставки из Шведской королевской оружейной палаты в Стокгольме, она лишь однажды была использована в ходе торжественной церемонии, и поэтому исключительно хорошо сохранилась.

Своеобразным приложением к выставке, не входящим в официальный каталог, служит подборка предметов обихода, музыкальных инструментов, старинных трудов по перспективе и основам изобразительного искусства, не обязательно созданных или изданных в Делфте, но с большой вероятностью там находившихся во времена Вермера (из собрания Метрополитен-музея и из частных коллекций). Если изысканные английская виола да гамба и голландская натуральная труба выполняют скорее декоративно-иллюстративную роль, то верджинел работы голландского мастера и итальянская лютня имеют прямое отношение к теме выставки: их сородичи изображены на расположенных неподалеку знаменитых картинах Вермера: “Молодая женщина, стоящая у верджинела” и “Молодая женщина, сидящая за верджинелом” (лондонская Национальная галереей) и “Женщина с лютней” (Метрополитен-музей).

Новая выставка, этим летом направляющаяся в Лондон, позволяет впервые увидеть Вермера в ряду его современников и, выявляя определенные общие с ними черты, еще раз демонстрирует неповторимый характер созданного им прекрасного, сложного своей простотой мира.